Филип Фармер - Мать [= Мама]
В ту ночь его матери пришлось вызвать врача.
В последующие дни она размышляла, не оставить ли ей должность ученого-патолога в Де Круифе и целиком посвятить себя ее мальчику, чтобы помочь ему «снова встать на ноги». Прошла неделя, а она так и не нашла решения, что говорило о напряженной борьбе, происходившей в ее уме. Обычно склонная к мгновенным решениям какой-либо проблемы, она не могла так просто согласиться сдать свое любимое детище на тканевую регенерацию.
И как раз в то время, когда она была уже на грани того, что с ее точки зрения всегда казалось немыслимым и постыдным — то есть выбрать решение, подбросив монету, — по видеолучу с ней связался ее руководитель. Он сообщил ей, что ее вместе с группой биологов включили в состав научной экспедиции к десяти заранее намеченным планетарным системам.
Она с радостью выбросила все бумаги, по которым ее Эдди передавался в санаторий. И поскольку Эдди был довольно известен, она использовала свое влияние, чтобы правительство разрешило ему присоединиться к экспедиции. Якобы ему нужно ознакомиться с уровнем развития оперы на планетах, колонизированных землянами. В том, что круиз на космической яхте не предусматривает посещение колонизированных планет, оказались заинтересованы, похоже, некоторые управления. Но в истории правительства такое случается не впервые — когда его левая рука не ведает, что делает правая.
На самом же деле он подвергнется «переработке» с помощью своей родной матери, считающей, что справится с его лечением куда лучше, чем специалисты по какой-нибудь широко употребляемой А-, F-, J-, R-, S-, K- или H-терапии. Правда, некоторые из ее коллег сообщали потрясающие результаты применения определенных методов, закодированных символами. С другой стороны, двое из ее ближайших друзей испробовали все эти методы, но не извлекли из них никакой пользы. Она — его мать и сможет сделать для него больше, чем любой из тех «символистов». Ведь он — плоть от ее плоти, родная кровинка. Кроме того, он не так уж и болен. Просто иногда он ужасно хандрит и напыщенно, но очень неестественно угрожает покончить жизнь самоубийством; а то и просто сидит, уставившись в пространство. Но она сумеет найти к нему подход.
Глава 2
Итак, она последовала за ним от идущих вспять часов к его каюте. И увидела, как он, шагнув за порог и бросив взгляд внутрь, повернулся к матери с искаженным лицом.
— Сломался Недди, мама. Совсем сломался.
Она взглянула на пианино. В момент столкновения оно оторвалось от стенных стоек и врезалось в противоположную стену. Для Эдди это было не просто пианино — оно было Недди. Каждой вещи, с которой он соприкасался на не слишком короткое время, он давал ласкательное имя. Будто он перемещался, прыгая от одного названия к другому — как старый моряк, который теряется вдали от привычных, имеющих свои обозначения ориентиров на береговой линии, и успокаивается, лишь приближаясь к ним. Казалось, будто Эдди, не давай он вещам имена, беспомощно дрейфовал бы в океане хаоса, бесцветном и бесформенном.
Или же, пол аналогии, наиболее отвечающей ему, он был как бы завсегдатаем ночных клубов, который чувствует себя погибающим, если не перепрыгивает от одного стола к другому, перемещаясь от одной хорошо известной группы лиц к другой и избегая безликих безымянных манекенов за чужими столами.
Он не плакал по Недди. Хотя ей хотелось бы этого. Во время полета он был таким безразличным. Казалось, ничто, даже не имеющее себе равных великолепие обнаженных звезд или невыразимая чуждость незнакомых планет не могло надолго поднять ему настроение. Если б он только зарыдал или громко расхохотался или проявил хоть какие-то признаки того, что он остро реагирует на происходящее! Она бы даже приветствовала, если бы он в гневе ударил ее или как-то обозвал.
Но нет, даже когда они собирали изуродованные останки и ей даже показалось, будто его сейчас вырвет, он и тогда не уступил настоятельным требованиям своего организма излиться. Она понимала, что если бы его стошнило, ему стало бы от этого гораздо лучше, он бы во многом избавился от психического расстройства, а заодно и физического.
Но его не стошнило. Он продолжал собирать куски мяса и кости в большие пластиковые пакеты, и его взгляд, сохраняя обиженное и угрюмое выражение, оставался неподвижен.
Сейчас она надеялась, что потеря пианино окажется для него настолько тяжелым ударом, что он будет сотрясаться от рыданий. Тогда она смогла бы прижать его к себе и разделить с ним его горе. Он снова был бы ее маленьким мальчиком, который боится темноты, боится собаки, сбитой машиной, который ищет в ее объятиях надежное укрытие, надежную любовь.
— Пустяки, малыш, — проговорила она. — Когда нас отсюда вызволят, мы достанем тебе новое пианино.
— Когда…!
Подняв брови, он сел на краю постели.
— Что нам теперь делать?
Она оживилась.
— Ультрад автоматически включился в момент столкновения с метеоритом. И если во время аварии он не вышел из строя, то он все еще посылает сигналы бедствия. Если же вышел, то тут уж мы с тобой ничего не поделаем. Ни ты, ни я понятия не имеет, как его чинить.
Хотя возможно, за те пять лет, как открыли эту планету, на ней могли высадиться другие экспедиции. Пусть не с Земли, но с каких-нибудь земных колоний. А то и с чужих планет, не человеческих. Кто знает? Стоит попытать счастья. Посмотрим.
Одного взгляда было достаточно, чтобы их надежды рухнули. В разбитом и покореженном ультраде невозможно было узнать прибор, который со сверхсветовой скоростью посылает волны сквозь гиперпространство.
— Такие вот дела, значит! — нарочито бодро произнесла доктор Феттс. — Ну и что? С ним все было бы чересчур просто. Давай-ка пойдем на склад и поглядим, что там можно себе присмотреть.
Эдди, пожав плечами, последовал за ней. Там она настояла, чтобы каждый из них взял по панраду. Если бы им по какой-либо причине пришлось разлучиться, то они всегда смогли бы связаться друг с другом, а с помощью ПЛ — встроенного пеленгатора — даже определить местонахождение каждого. Зная о работе этих приборов не понаслышке, они имели представление об их возможностях: какими жизненно необходимыми они являются на поисковых маршрутах или когда приходится далеко уходить и ночевать под открытым небом.
Панрады представляли из себя легкие цилиндры около двух футов в высоту и восьми дюймов в диаметре. В них находились тесно смонтированные механизмы, выполнявшие дюжины две полезных функций различных назначений. Их батареи, рассчитанные на год работы без подзарядки, практически никогда не выходили из строя и работали почти при любых условиях.
